|
На главную страницу
3. Проблемы образования древнерусского литературно-письменного языка
Под древнерусским литературно-письменным языком принято понимать тот язык, который дошел до нас в письменных памятниках,
как сохранившихся непосредственно в древнейших рукописях XI — XII вв., так и в позднейших списках. Письменный язык древнейшего
времени обслуживал многосторонние общественные потребности Киевского государства: он служил нуждам государственного
управления и суда; на нем оформлялись официальные документы, им пользовались в частной переписке; на древнерусском
литературном языке создавались летописные повести и другие произведения русских авторов.
Древнерусским письменным языком пользовалось как основное восточнославянское население Киевского государства,
так и представители других, неславянских племен, вошедших в его состав: финских на севере и востоке, тюркских на юге,
балтийских на северо-западе. Очень вероятно, что распространение древнерусского письменного языка перешагнуло пределы
государственных границ и он был в употреблении и у печенегов, и у древних кабардинцев в предгорьях Кавказа, и у молдаван
в Прикарпатье.
Литературно-письменный язык был призван обслуживать все потребности древнерусского общества. У нас нет поэтому ни
социологических, ни лингвистических оснований противопоставлять литературному языку язык деловых письменных памятников
древней эпохи, таких как, например, “Русская правда” или грамоты, будь они на пергамене или на бересте.
Один и тот же по своей внутренней структуре литературно-письменный язык мы обнаруживаем в письменных памятниках,
созданных на территории Древней Руси, и оригинального и переводного происхождения.
Уже при самом поверхностном знакомстве с языком письменных памятников древнерусской эпохи обнаруживается его смешанный
характер Во всех его типах и жанрах со-присутствуют элементы как восточнославянские, народные, так и старославянские, книжные.
Трудами русских ученых XIX в А. Х. Востокова, К. Ф. Калайдовича, И. И. Срезневского, И. В. Ягича, А. И. Соболевского
и др. было твердо установлено лишь то, что русская письменность и литература до Ломоносова пользовалась языком,
представлявшим собою конгломерат народного, восточнославянского, с древнецерковнославянским, болгарским по
происхождению Было определено, что соотношение собственно русских и старославянских речевых элементов в
различных памятниках древнерусской письменности колеблется в зависимости от жанра произведения и от степени
образованности автора, а отчасти и писца той или иной рукописи. Было выяснено, что, кроме письменности на
этом смешанном языке (древнецерковнославянском русского извода), в Древней Руси была и такая письменность,
которая создавалась на чисто русском языке Наконец, было доказано, что старославянские (древнеболгарские)
элементы русского литературного языка с течением времени все более и более вытесняются и уступают место
элементам русской народной речи, что находит окончательное завершение к первым десятилетиям XIX в.,
примерно к эпохе Пушкина. Все остальное в этих проблемах продолжало быть спорным вплоть до советского времени.
Прежде всего оставался открытым вопрос о первичности или вторичности того или иного речевого элемента в составе
славяно-русского литературного языка, которым уже в Х в начала пользоваться Киевская Русь.
Первым из русских филологов, писавших в советское время, четко и полно изложил концепцию природы и происхождения
древнерусского литературного языка А. А. Шахматов. Он не оставил без внимания ни одного из вопросов, выдвинутых
в области названной проблемы его научными предшественниками, и в этом отношении высказанная им стройная теория
происхождения русского литературного языка может рассматриваться как синтез всего того, что было сделано исследователями
на протяжении XIX в Закономерно эту концепцию называть традиционной теорией происхождения русского литературного языка.
Более решительно, чем его предшественники, А. А Шахматов возводил древнерусский, а тем самым и современный русский литературный
язык к языку древнецерковнославянскому как к непосредственному источнику А. А. Шахматов писал о постепенно совершавшемся
в ходе исторического развития преобразовании древнеболгарского по происхождению письменного языка в современный русский
литературный язык.
Сопоставляя историю русского литературного языка с историей западноевропейских языков, развивавшихся в средневековый
период под сильным воздействием латыни, А. А. Шахматов пришел к заключению, что в отличие от Запада, где латинский язык
никогда не ассимилировался с народно - разговорными языками, церковнославянский “с первых же лет своего существования
на русской почве стал ассимилироваться народному языку, ибо говорившие на нем русские люди не могли разграничивать
в своей речи ни свое произношение, ни свое словоупотребление от усвоенного ими церковного языка”. Очевидно, А. А. Шахматов
допускал, что древнецерковнославянский язык в Киевской Руси использовался не только как язык культа и письменности,
но служил и разговорным языком для какой - то образованной части населения. Продолжая эту мысль, он утверждал,
что уже памятники XI в. доказывают, что произношение церковнославянского языка в устах русских людей утратило
свой чуждый русскому слуху характер. Таким образом, А. А. Шахматов признавал смешанным состав современного
русского литературного языка, считая присущие ему народные, восточнославянские по происхождению, речевые
элементы позднейшими, внесенными в него в ходе постепенного его “ассимилирования живой русской речи”,
элементы же древнецерковнославянские, болгарские по этно-лингвистическому истоку, причисляя к первоначальной
основе литературно-письменного языка, перенесенного от южных славян в Киевскую Русь в Х в. Эта точка зрения,
точно и определенно сформулированная в трудах А. А. Шахматова, разделялась примерно до середины 1930 - х годов
громадным большинством советских филологов — лингвистов и литературоведов На этой позиции стояли, например,
В. М. Истрин, А С Орлов, Л. А Булаховский, Г. О. Винокур.
Новая научная теория, подчеркивавшая значение восточнославянской народно-речевой основы в процессе сложения
древнерусского литературного языка, была выдвинута проф. С П. Обнорским в 1934 г. Ученый подробно проанализировал
язык древнейшего юридического памятника Киевской Руси, сложившегося в XI в. и дошедшего до нас в старшем Синодальном
списке “Новгородской кормчей”, датируемой 1282г. Как показывает тщательно проведенный С. П. Обнорским анализ языка
этого памятника, преимущественно фонетики и морфологии, он почти совершенно лишен каких бы то ни было речевых элементов
старославянского происхождения и, наоборот, в нем чрезвычайно широко представлены черты восточнославянского характера.
Это наблюдение позволило С. П. Обнорскому закончить свое исследование выводами, имеющими отношение к проблеме
образования древнерусского литературного языка.
Ученый писал тогда: “Итак, Русская Правда, как памятник русского литературного языка, как старейший его свидетель,
дает нити для суждения о самом образовании нашего литературного языка. Русский литературный язык старейшей эпохи был
в собственном смысле русским во всем своем остове. Этот русский литературный язык старшей формации был чужд каких бы
то ни было воздействий со стороны болгарско-византийской культуры, но, с другой стороны, ему не были чужды иные
воздействия — воздействия, шедшие со стороны германского и западнославянского миров. На этот русский литературный язык,
видимо, первоначально взращенный на севере, позднее оказала сильное воздействие южная, болгарско-византийская культура.
Оболгарение русского литературного языка следует представлять как длительный процесс, шедший с веками crescendo.
Недаром русско-болгарские памятники старшего периода содержат в известных линиях русских элементов даже более,
чем сколько их оказывается в современном нашем языке. Очевидно, по этим линиям оболгарение нашего литературного
языка последовало позднее в самом процессе его роста”. Точка зрения, на которую стал С. П. Обнорский в 1934 г.,
позволила ему и в последующие годы обогатить историю русского языка рядом интересных исследований. Так, в 1936 г.
была напечатана его статья, посвященная языку договоров русских с греками. В 1939 г. появилась статья
о “Слове о полку Игореве”. В обеих названных работах мысли, высказанные
в статье о языке “Русской правды”, нашли дальнейшее развитие и уточнение. В частности, не выдержало испытания
временем предположение о первоначальном северном происхождении русского литературного языка.
Обращение С. П. Обнорского к источникам, прежде всего к “Слову о полку Игореве” как к памятнику древнейшего
поэтического творчества, дало возможность говорить о Киевской Руси, как о подлинной колыбели русского
литературного языка. Отпало также предположение о древнем воздействии на русский литературный язык
германской или западнославянской речевой стихии. Не выдержали проверки и отдельные собственно
историко-грамматические положения, высказывавшиеся С. П. Обнорским в статье о “Русской правде”,
а именно положения о том, что глагольная форма аориста якобы не являлась исконной принадлежностью
русского языка и была в него внесена позднее под старославянским (болгарским) воздействием.
Преобладание в языке “Слова о полку Игореве” именно этой выразительной формы прошедшего
времени глагола заставляло отказаться от гипотезы о ее иноязычном происхождении и признать
ее исконную принадлежность русскому литературному языку.
Что же касается основного во взглядах С. П Обнорского на происхождение русского литературного языка,
то положение об исконности русской речевой основы в литературном языке старшей формации продолжало с
еще большей уверенностью звучать в последующих его работах.
Гипотеза, выдвинутая С. П. Обнорским, была встречена рядом критических выступлений. Во-первых, против положений,
высказанных С. П. Обнорским в его первой статье, возражал известный советский славист проф. А. М. Селищев,
критическая статья которого увидала свет лишь в 1957 г.
Обстоятельный разбор взглядов С П. Обнорского на происхождение русского литературного языка был дан также
проф. С. И. Бернштейном во вступительной статье к четвертому изданию книги А. А. Шахматова
“Очерк современного русского литературного языка” (1941 г.). С И. Бернштейн признает бесспорную ценность
работ С П. Обнорского в том, что гипотезу о русской основе древнерусского литературного языка,
выдвигавшуюся прежними исследователями лишь абстрактно, эти работы переносят на почву конкретного
изучения языка памятников Однако С. И. Бернштейн отметил в качестве методологического недочета
работ С. П. Обнорского то, что в них слишком много внимания уделено критериям фонетическим
и морфологическим и слишком мало — словарным и фразеологическим, которые имеют наибольшее значение
при решении вопроса о первоначальной основе литературного языка. Отрицательной стороной работ
С. П. Обнорского С. И. Бернштейн признавал также и то, что в них исследованы пока лишь два языковых памятника.
Он указывал на необходимость привлечения таких произведений русских авторов, которые были созданы в XI — XIII вв.
и дошли до нас в относительно ранних списках, например “Житие Феодосия Печерского” и
“Сказание о Борисе и Глебе”, сохранившиеся в списке “Успенского сборника” XII в
“Не исключена возможность, — писал С. И. Бернштейн, — что обследование других памятников,
и прежде всего обследование лексико-фразеологическое на широкой сравнительной основе,
приведет к необходимости дальнейших поправок, может быть, даже к замене постулированного
акад. Обнорским хронологического различия между чисто русским литературным языком древнейшей
эпохи и позднейшим “оболгаренным языком”, представлением о различии одновременно развивавшихся
жанров литературы и стилей языка”.
Справедливая и беспристрастная научная критика не остановила исследовательских устремлений С. П. Обнорского,
и он продолжал разрабатывать выдвинутую им гипотезу о восточнославянской речевой основе древнерусского
литературного языка старшей формации. В годы Великой Отечественной войны им написана новая большая работа,
удостоенная Государственной премии I степени. В этом исследовании С. П. Обнорский значительно расширяет круг
анализируемых им памятников древнейшего периода русского литературного языка. В книге четыре очерка:
- “Русская правда” (краткая редакция);
- Сочинения Владимира Мономаха;
- “Моление Даниила Заточника” и
- “Слово о полку Игореве”.
Расширение исследовательской базы естественно способствует большей убедительности
тех выводов, которые могут быть сделаны исследователем из своих наблюдений.
В отличие от ранних статей С П. Обнорского, в “Очерках...” уделяется достаточное внимание не только звуковому
и морфологическому строю языка исследуемых памятников, но и синтаксису и лексике. В ходе более углубленного изучения
проблемы гипотеза об исконно русской речевой основе русского литературного языка старшей формации получила немало
уточнений и коррективов по сравнению со своей первоначальной трактовкой. Как писал С. П. Обнорский в предисловии к
своей книге, некоторые из выводов, первоначально намеченные им в виде осторожных предположений, необходимо было
видоизменить и уточнить. “Но один из выводов,— продолжает он,— основной, должен считаться безусловно и безоговорочно
правильным. Таково положение о русской основе нашего литературного языка, а соответственно — о позднейшем столкновении
с ним церковнославянского языка и вторичности процесса проникновения в него церковнославянских элементов,
т. е. положение, вскрывающее ложность существовавшей до этого общей концепции по вопросу происхождения
русского литературного языка”.
Произведенный С. П. Обнорским анализ языка всех исследованных им памятников показывает, что язык в них один
и тот же — “это и есть общий русский литературный язык старшей поры”. Необходимо оценить как выдающуюся заслугу
С. П. Обнорского в области методологии историко-языкового исследования памятников то, что он не останавливался
перед изучением языка тех произведений, которые дошли до наших дней только в более поздних списках. Историки
языка до Обнорского, а также, к сожалению, и многие наши современники, не решались и не решаются вскрыть
первоначальную языковую природу таких памятников письменности, признавая ее безнадежно утраченной под
воздействием последующих языковых наслоений. С. П. Обнорский, глубоко зная историю русского языка и владея
методикой историо-лингвистического анализа, смело вскрывал первоначальную языковую основу исследованных
им письменных памятников древности, постепенно, слой за слоем, снимая с них позднейшие новообразования,
отраженные дошедшими до нас списками. Работу С. П. Обнорского мы можем сравнить с трудом живописца - реставратора,
который снимает позднейшие подмалевки с древних произведений русской живописи и заставляет “сиять заново” своими
первоначальными красками эти чудесные произведения искусства.
Касаясь методики языкового анализа древнерусских памятников письменности, С. П. Обнорский писал: “Положение
о происхождении русского литературного языка на русской базе имеет большое методологическое значение в дальнейшем
изучении русского языка. Стоя на ложном пути, усматривая истоки нашего литературного языка в церковнославянском
пришлом языке, мы методологически неправильно ставили односторонне вопрос о рамках русских элементов в свидетельствах
того или иного памятника. Необходимо в равной мере освещать и другой вопрос — о доле церковнославянских элементов,
принадлежащих каждому данному памятнику или серии памятников. Тогда на объективную почву исследования будет поставлена
общая проблема об истории церковно-славянизмов в русском языке, о судьбах церковнославянского языка. Это исследование
должно показать объективную мерку церковно-славянизмов в нашем языке, либо представление о них у нас преувеличено.
Многие церковно-славянизмы, свидетельствуемые теми или иными памятниками письменности, имели значение условных,
изолированных фактов языка, в систему его не входили, а в дальнейшем вовсе выпадали из него, и сравнительно
немногие слои их прочно вошли в обиход нашего литературного языка”.
Теория С. П. Обнорского о русской основе древнерусского литературно-письменного языка была признана в конце
40-х — начале 50-х годов большинством ученых, занимавшихся тогда вопросами истории русского языка, и получила широкое
распространение в учебных пособиях. Так, теорию С. П. Обнорского поддержали акад. В. В. Виноградов, проф. П. Я. Черных,
проф. П. С. Кузнецов и др.
В те же годы, что и С. П. Обнорский, но совершенно независимо от него разрабатывал проблемы, связанные с историей
древнерусского литературного языка, проф. Л. П. Якубинский, скончавшийся в Ленинграде в 1945 г. Его книга
“История древнерусского языка”, законченная в 1941 г, была опубликована после его смерти. Отвечая на вопрос
о происхождении древнерусского литературного языка, Л. П. Якубинский опирался на лингвистический анализ тех
же основных памятников древнерусской литературы, что и С. П. Обнорский. Его очерки, посвященные языку
произведений Владимира Мономаха и “Слову о полку Игореве”, печатались на страницах периодических изданий
еще до выхода в свет названной книги.
В своих историко-лингвистических построениях Л. П. Якубинский исходил из самоочевидного факта
сосуществования в древнерусских письменных памятниках старославянских и собственно древнерусских языковых явлений.
Он предполагал, что это может быть объяснено последовательной сменой двух литературных языков в процессе исторического
развития Киевского государства. Согласно мнению Л. П. Якубинского, в древнейшую пору существования Киевского княжества,
после крещения Руси, в Х в. и в первые десятилетия XI в. безусловно преобладал старославянский литературный язык.
Он явился официальным государственным языком древне-киевской державы. На старославянском языке были, по мнению
Л. П. Якубинского, написаны древнейшие страницы “Начальной летописи”. Этот же государственный старославянский
язык использовал для своей проповеди первый русский по происхождению киевский митрополит Иларион, автор
известного “Слова о Законе и Благодати”.
Со второй половины XI в., в непосредственной связи с теми социальными потрясениями (восстания смердов,
предводительствуемых волхвами, волнения городских низов), которые переживает в этот период древнерусское
феодальное общество, происходит усиление влияния собственно древнерусского письменного языка, который находит
признание в качестве государственного языка Киевской Руси в начале XII в. в правление Владимира Всеволодовича
Мономаха, пришедшего к власти в качестве великого князя Киева в 1113 г. после подавления восстания городской бедноты.
Историческая концепция Л. П. Якубинского подверглась не во всем обоснованной критике В. В. Виноградова и не
получила признания в дальнейшем развитии науки о древнерусском литературном языке, хотя, несомненно,
в этой концепции есть свое рациональное зерно и она не может быть целиком отвергнута.
Начиная со второй половины 1950-х годов отношение к теории С. П. Обнорского изменяется, и его взгляды
на образование древнерусского литературного языка подвергаются критике и пересмотру. Первым с критикой
теории С. П. Обнорского выступил акад. В. В. Виноградов. В 1956 г. этот автор, излагая основные концепции
советских ученых по вопросу происхождения древнерусского литературного языка, называет имена А. А. Шахматова,
С. П. Обнорского и Л. П. Якубинского, не отдавая предпочтения ни одной из высказанных ими научных гипотез.
В 1958 г. В. В. Виноградов выступает на IV Международном съезде славистов в Москве с докладом на
тему: “Основные проблемы изучения образования и развития древнерусского литературного языка”.
Изложив в докладе все научные концепции по данной проблеме, В. В. Виноградов выдвигает свою теорию
о двух типах древнерусского литературного языка: книжно-славянском и народно-литературном, широко
и разносторонне взаимодействовавших между собою в процессе исторического развития. Одновременно
В. В. Виноградов не считает возможным признать принадлежащими к древнерусскому литературному
языку памятники делового содержания, язык которых, по его мнению, лишен каких бы то ни было
признаков литературной обработанности и нормализованное.
Совершенно особую позицию при рассмотрении вопроса о происхождении древнерусского литературного языка
занял в 1961 г. Н. И. Толстой. Согласно взглядам этого ученого, в Древней Руси, как и в других странах
южно- и восточнославянского мира, вплоть до XVIII в. в качестве литературного языка использовался
древнеславянский литературно-письменный язык с его локальными ответвлениями.
В статьях В. В. Виноградова, опубликованных в последний год его жизни, были высказаны новые мысли
о проблеме образования древнерусского литературного языка. Отстаивая в целом положение о самобытном
его характере, оспариваемом такими зарубежными учеными, как Б. Унбегаун и Г. Хютль-Ворт, В. В. Виноградов
признавал, что древнерусский литературный язык был сложен по своей природе и что в его составе следует
различать четыре разных компонента: а) старославянский литературный язык; б) деловой язык и дипломатическую
речь, развившиеся на восточнославянской основе; в) язык устного творчества; г) собственно народные диалектные
элементы речи.
Новую точку зрения на соотношение древнеславянского и древнерусского литературного языка в начальные периоды
их общественного функционирования высказала в 1972 г. Л. П. Жуковская. Изучая язык традиционных переводных
памятников древнерусской письменности, в частности язык “Мстиславова евангелия” 1115—1117 гг.,
эта исследовательница обнаружила множество случаев варьирования, лексического и грамматического,
в тождественных по содержанию текстах евангельских чтений, внесение в эти тексты при их редактировании
и переписке древнерусскими писцами широкого круга слов и грамматических форм как общеславянских,
так и собственно русских. Это свидетельствует, по мнению Л. П. Жуковской, о том, что и памятники
традиционного содержания, т. е. церковные книги, могут и должны рассматриваться в ряду памятников
русского литературного языка; о церковнославянском языке, отличающемся от русского, можно говорить,
с точки зрения Л. П. Жуковской, лишь начиная с XV в., после второго южно-славянского влияния на
древнерусский литературный язык. Как нам думается, и эта точка зрения страдает известной
односторонностью и не лишена полемической заостренности, не способствующей объективному выявлению истины.
В 1975 г. были посмертно изданы “Лекции по истории русского литературного языка (X—середина XVIII в.)”,
читавшиеся Б. А. Лариным еще в 1949—1951 гг. Касаясь проблем образования древнерусского литературного языка,
Б. А. Ларин полемизирует не только с учеными, придерживавшимися традиционных воззрений на этот вопрос;
не ограничиваясь только изложением взлядов А. А. Шахматова, критикует он и работы С. П. Обнорского,
считая его позицию во многих отношениях узкой и односторонней. Б. А. Ларин признает возможным говорить
о народно-речевой основе древнерусского литературного языка, при этом относя его начало к значительно
более раннему историческому периоду, чем С. П. Обнорский. Б. А. Ларин находил первые проявления
собственно русского литературного языка уже в древнейших договорах киевских князей с греками,
в частности в договоре князя Олега с Византией в 907 г., видя в “Русской Правде” отражение того
же самого делового литературно-письменного языка на восточнославянской речевой основе. Вместе
с тем Б. А. Ларин не отрицал и сильного прогрессивного воздействия на древнерусский язык языка
церковнославянского, признавая последний “иностранным” по отношению к речи древних восточных славян.
Народные говоры восточнославянской письменной речи развивались и отшлифовывались и в процессе зарождения и
сложения самобытного речевого художественного творчества в его первоначальном устном бытовании. Нет сомнения,
что восточнославянские племена в IX—Х вв. обладали богатым и развитым устным народным творчеством,
эпической и лирической поэзией, сказаниями и легендами, пословицами и поговорками. Это устно-поэтическое
богатство, несомненно, предшествовало возникновению письменной литературы и литературного языка и в
значительной мере подготовило их дальнейшее развитие.
Как показывают открытия, сделанные исследователями древнерусской литературы, и в частности
акад. Д. С. Лихачевым, появлению и развитию письменной формы летописания предшествовали
так называемые “устные летописи” — повести и сказания, передававшиеся из века в век,
из поколения в поколение, очень часто в пределах единого рода и семьи. Как показывают работы
того же исследователя, первоначально в устной форме бытовали и посольские речи, лишь впоследствии
закрепившиеся в письменной форме. Однако само по себе развитие устной народной поэзии, каким бы
интенсивным оно ни было, не может привести к формированию литературного языка, хотя, безусловно,
способствует усовершенствованию в отшлифовке разговорной речи, появлению в ее недрах образных средств выражения.
Условия возникновения у восточных славян литературного языка специфичны. Они выражаются в том единственном
и неповторимом соединении богатой и выразительной народной речи с выработанным, стройным и располагающим
неисчерпаемыми словообразовательными возможностями общим литературно - письменным языком славянства — древним
церковнославянским письменным языком. Подобных условий для развития не имели другие литературные языки народов Европы.
В отличие от латинского языка, служившего официальным письменно - литературным языком народам Западной Европы
в период средневековья, древний церковнославянский язык, близкий к общеславянским формам речевого общения и
сам по себе создавшийся в результате совместного речевого творчества различных ветвей славянства, всегда
был доступен речевому сознанию восточных славян. Древний церковнославянский язык не подавил собою языкового
развития восточных славян, а наоборот, дал мощный толчок развитию их природного языка, вступив в органическое
единство с восточнославянскими народными говорами. В этом заключается великое культурно - историческое
значение древнеславянского языка для восточнославянских народов.
Необходимо еще раз подчеркнуть высокий уровень лексического и грамматического развития древнеславянского
литературно - письменного языка. Сложившийся главным образом в качестве языка переводной церковной письменности,
древнеславянский литературно - письменный язык органически впитал в себя все достижения высокой речевой культуры
средневекового византийского общества. Греческий язык византийской эпохи послужил непосредственной моделью при
формировании литературно - письменного языка древних славян, в первую очередь в сфере лексики и словообразования,
фразеологии и синтаксиса. При этом надо помнить, что сам по себе греческий язык византийской эпохи является не
только прямым наследником античных речевых ценностей, но и языком, впитавшим в себя богатство древних языков
Востока — египетского, сирийского, древнееврейского. И все это неисчислимое речевое богатство было передано
греческим языком его прямому наследнику, как бы усыновленному им древнеславянскому литературному языку.
И восточные славяне, восприняв в Х в. церковную книжность на древнеславянском языке от своих старших по
культуре братьев, славян южных и отчасти западных, моравских, стали тем самым обладателями этого
славяно-эллинского речевого сокровища. Благодаря органическому слиянию с древнеславянским письменным
языком литературный язык Киевской Руси, славяно-русский литературный язык сразу же стал одним из наиболее
богатых и развитых языков не только тогдашней Европы, но и всего мира.
Таким образом, процесс образования древнерусского литературно - письменного языка в Х — XI вв. может быть уподоблен
прививке плодового дерева. Дичок, подвой, сам по себе никогда не мог бы развиться в плодоносящее благородное растение.
Но опытный садовник, сделав в стволе подвоя надрез, вставляет в него веточку благородной яблони, привой.
Она срастается с дичком в едином организме, и дерево становится способным давать драгоценные плоды.
В истории русского литературного языка своеобразным “подвоем” мы можем назвать восточнославянскую народную речь,
благородным же “привоем” для нее послужил древнеславянский письменный язык, обогативший его и органически слившийся
с ним в единой структуре.
История русского литературного языка
На главную страницу
|
|