|
На главную страницу
7. Интерпретации евангельского образа предательства в литературе
Образ Иуды Искариота очень востребован в русской литературе. Его имя – символ предательства и корыстолюбия. Образ
Иуды на протяжении веков в различных вариантах активно используется в качестве общезначимого архетипа предательства
и неотвратимой последующей расплаты за содеянное. Идея человеческой множественности образа предателя, развиваемая
авторами, делает Иуду архетипической моделью поведения, которая абсолютизируется как проявление одной из сторон
индивидуального мировидения.
Так, например, в романе Г. Сенкевича «Куда идешь?» один из героев, оценивая сложившуюся ситуацию, думает
следующее: «Кто предатель? Сын Иуды, порождения яда Иудина, он прикидывается христианином, ходит в молитвенные
дома лишь для того, чтобы обвинить братьев перед лицом императора. Через несколько дней будет отдан приказ преторианцам
схватить стариков, женщин и детей и казнить их… И все это будет делом рук того второго Иуды. Но если первого никто
не покарал, никто ему не отомстил, никто не защитил Христа в час его мучений, так кто же покарает этого, кто раздавит
змею прежде, чем его выслушает император, кто его уничтожит, кто защитит от погибели братьев и веру Христову?»
Образ Иуды является нравственно-психологическим концентратом универсальной поведенческой модели, вобравшей в себя
определенную часть общечеловеческого опыта. Именно этим объясняется тот факт, что «образ рыжеволосого предателя
Иуды, предающего своего учителя поцелуем любви в руки грубой силы за ничтожную плату в тридцать серебренников, стал
каким-то привидением. Он встречается везде. Можно было бы составить музей Иуды из картин и скульптур знаменитейших
художников, из тысяч романов, новелл и поэм, этических трактатов и революционных стихотворений», как подчеркнул А. Немоевский.
Актуализация образа Иуды, включение его семантического комплекса в реалистически-бытовой контекст осуществляется
литературой многопланово и в большинстве случаев направлены на жизненное «опредмечивание», нравственно-психологическую
конкретизацию и его человеческую «заземленность». При этом введение общеизвестной семантики образа в содержательную
структуру литературного произведения чаще всего осуществляется в двух направлениях : использование ее установившейся
аксиологической символики для придания масштабности и всеобщности конкретной ситуации, с одной стороны; уподобления
евангельской абстракции определенной жизненной коллизии, поведенческому проявлению определенного психологического типа – с другой.
В том и другом случае сохраняется характерное для большинства традиционных персонажей единство конкретно-жизненного
и всечеловеческого, сформировавшееся на протяжении их многовекового функционирования в общедуховном и повседневном сознании цивилизации.
Своеобразие функционирования мифологических образов в литературе
На главную страницу
|
|